Воскресенье, 28.04.2024, 20:03
Главная » Статьи » Мои статьи

ВСТУПЛЕНИЕ
Дом Мусина-Пушкина

Москва! Какой она была тогда, в начале XIX века? 
Прежде всего это был крупнейший культурный центр России. И забудьте о забитых крепостных крестьянах из учебников истории. Здесь шел непрерывный процесс создания и накапливания культурных ценностей всей России. Дух просвещения: увлечение искусством, образованием, литературой, политикой, театром коснулось даже тех же самих крепостных. Вот объявления из "Московских ведомостей" от 1801 года: продается крепостной парикмахер, который "знает читать, писать и на флейтраверсе совершенно играет", продается конторщик, который "один может конторою управлять, совершенно знающий по правилам писать, также и арифметике", дядька Василий Иванов с молодых лет упражняется в должности и "знает по-французски" и т.д. Дворовые нередко группами ездили с господами за границу. Лакей москвича Николая Тургенева удивлял его меткими замечаниями при посещении итальянских галерей. А сына москвича Д. Свербеева учил математике и геометрии дворовый Илья Шилов. И таких примеров очень много. Купцы вместе с дворянами танцуют в "маскараде", в круглом зале Петровского (Большого) театра слушают Гайдна. В кофейнях можно встретить и купца, и студента, и ремесленника с иностранцем. В Москве до 1812 года печаталось немало русских книг. Крылов избрал басенную форму стихов, так как сам он считал, что басни читают "и слуги и дети". Крестьяне Шереметьева подписывались на "Историю" Карамзина. Поэтому вопрос книготорговли, русской книги в Москве не являлся вопросом дворянской культуры. Достаточно сказать, что книжный оборот в Москве за год достигал 200 000 рублей. Некоторые книготорговцы, такие как И.П. Глазунов, имел от продажи книг 110 000 рублей в год. В начале XIX века в Москве в большом почете было изобразительное искусство. Картина была обычной принадлежностью не только дворянского дома. К.Н. Батюшков писал об огромных, во всю стену, картинах на исторические и библейские сюжеты - произведениях кисти русского крепостного художника. Портрет, например, графа А.Г. Орлова-Чесменского писал крепостной, а приписывали его крупнейшему европейскому портретисту Лампи. Выставленные в магазине для продажи картины собирали группы московских "простолюдинов" и "бедных селян" - об этом пишет К.Н. Батюшков в своей книге "Прогулки по Москве" (1810 года). Музыка становилась специальностью немалого количества дворовых. Домашние оркестры, игравшие на бесконечных балах, составлялись в большинстве из крепостных. Театральный сезон начинался в Москве с первых чисел сентября и продолжался до великого поста; в пост представления не разрешались. Сезон заканчивался в мае.  С середины мая начинал действовать загородный театр Маддокса. С 1802 года в Москве стал действовать французский театр, с 1804 - немецкий. Был театр при университете и Благородном собрании. В Немецкой слободе существовал театр в доме Демидова. В нем ставились оперные представления и заграничные балеты.   К сожалению рассказать все, что тогда происходило нового и необычного в жизни России и Москвы в частности, не хватит и места на моем сайте. Можно сказать, что общественная жизнь Москвы в тот период - это отдельная тема для ее описания... 


Посмотрите карту Москвы. Выбрав 1852 год издания  карты, я хотел показать, насколько был прав Батюшков, говоря о Москве красивые и добрые слова. Добавлю еще, что все, что обозначено зеленым цветом на карте, это все сады, парки, бульвары, огороды. Это был, действительно, прекрасный, зеленый город со своим патриархальным укладом. А золотые маковки многочисленных церквей делали его просто сказкой...    
 Я позволю себе маленькую вольность пофантазировать и предложить Вам сравнение: представьте себе построенный  Вами на солнечном пляже из песка город с аккуратными, ровными по высоте домами, ручейками, прудиками, речушками; над всем этим Вы воздвигли из песка 1600  куполов больших и маленьких церквушек, которые возвышаются над Вашим сказочным городом, в колоколенках поместили колокольчики, которые на ветру будут звонить, издавая малиновый звон. В городе разместили солдатиков, еще кого-то как жителей. Красота... Вы сидите на пляже на солнышке и любуетесь тем, что создали, затратив уйму времени. И вот кто-то захотел все это сломать. И ни кто бы то ни был, а ваш, скажем, папа. Вам сказали, что пора домой и город сломали, чтобы  он не достался другим мальчикам, позабыв кого-то под песком. Вы, конечно, погорюете, но простите-это же папа. Завтра новый построите. Мальчики приходят, видят когда-то построенный чудный город и думают:  вот дураки, и зачем только ломали, мы поиграли бы и ушли. Вот так было и с Москвой. Один французский офицер, вступивший в Москву осенью 1812 года с армией Наполеона писал, что его охватило удивление, смешанное с восхищением, потому что он ожидал увидеть деревянный город, но, напротив, почти "все дома оказались кирпичными и самой изящной и самой новой архитектуры. Все было богато и великолепно". По существу он был не так уж не прав, так как из 9151 дома 2567 были каменными. Они были расположены в основном в центре в пределах садового кольца. Это был великолепный город, не имевший сходства ни с одной столицей Европы. Как писал известный поэт того   времени 













К.Н. Батюшков
К.Н. Батюшков "... здесь представляется взорам картина, достойная величайшей в мире столицы, построенной величайшим народом на приятнейшем месте". И ничего, что мостовых еще не было и лишь в некоторых местах можно было встретить бревенчатые мостовые, а перед Петровским (Большим) театром пыльная площадь в дождливую погоду превращалась в грязь. Река Неглинная свободно  текла по грунтовому руслу посреди центра "белокаменной" столицы, пересекая ее с севера на юг, образуя в своих верховьях (у Сущевского вала) и на месте Театральной площади и Александровского сада пруды, где часто на масленицу устраивались гулянья. Через нее было переброшено четыре моста: Троицкий, Воскресенский, Боровицкий и Петровский (на месте Малого театра). Стены и башни Кремля выглядели экзотично, на подобие английских замков, сквозь трещины в кирпичной кладке пробивались зеленая трава и кусты. К 1806 году Москва-реку одели  в камень только со стороны

 

Кремлевской набережной. На территории самого Кремля порой можно было встретить и горы мусора и сушившееся на веревке белье. 



 Незадолго до 1812 года башни Кремля украсились двуглавыми орлами, которые были сняты лишь 1935 году. Храм Покрова (Василия Блаженного) для "благовидности" был побелен. От Спасских до Никольских ворот стоял длинный ряд новых двухэтажных торговых рядов. 



За Большим театром существовала площадка, куда свозили скот на продажу. А в районе м. Добрыненская на Б. Серпуховской ул. существовала скотобойня. Летом где-нибудь на окраине можно было увидеть , как по улице важно шествовал пастух, играя на рожке, а заботливые хозяйки выгоняют своих буренок. Перед пожаром 1812 года город изобиловал садами, парками, зарослями лип, дубовыми рощами, прудами, оранжереями. В Москве было 12 бульваров, 8 публичных садов, ботанический сад и 1763 частных сада. 17 % домов почти из 10 тысяч домов были с садами. Кроме того в Москве было до 30 казенных прудов и 200 с лишним частных. Помимо рек Москвы, Яузы в ней насчитывалось 8 речек, 11 ручьев, и 4 канала. До пожарная 


Серебрянические бани на одноименных прудах близ Яузы.

Пресненские пруды недалеко от Москвы-реки и легендарный Горбатый мост.

Район Таганки. Вид с ее высот на ул. Швивая горка.

Вид Москвы со стороны Яузы. Слева круглый купол церкви Симеона Столпника на Николо-Ямской улице. 
Москва не обладала еще выделенным центром, площадями, широкими проспектами. В ней было множество переулков, тупиков, проездов. И все же, не смотря ни на что, Москва, как говорили современники, так красна, так чиста, что даже московская грязь не марается и так богата, что в ней все найдешь кроме птичьего молока. Москва тех лет, как в прочем и сейчас, изобиловала контрастами. Великолепные дворцы чередовались с деревянными домишками, сады и парки чередовались с обширными огородами, огромные крытые базары и тут же магазины на европейский лад, конные бега чуть ли не в центре города (бега графа Орлова близ его имения Нескучное на Калужской-теперешнем Ленинском проспекте), кулачные бои, охота на медведей, а рядом театры. К.Н. Батюшков писал: "Я думаю, что ни один город не имеет малейшего сходства с Москвой. Здесь роскошь и нищета, изобилие и крайняя бедность, набожность и неверие, постоянство дедовских времен и ветреность неимоверная...". 

Т.А. Вяземский оставил описание одного дворца на Моховой (дом Пашковых) . Он отличался, пишет Вяземский, "самобытною архитектурою, красивый и величавый, с садом на улицу, а в саду фонтаны, пруды, лебеди, павлины и заморские птицы. По праздникам играл в саду домашний аркестр. Как бывало ни идешь мимо дома, так и прльнешь к железной решетке: глазеешь и любуешься, и всегда решетка унизана детьми и простым народом". И таких дворцов было немало. Некоторые за счет своей обширности просто могли служить даже местом для гуляний не только знати, но и всех желающих.  Вот как описывает историк М.Н. Загоскин сад одного вельможи: "Сколько в этом саду необычайных и особого рода красот! Какое дивное смешение истины с обманом! Вы идете по крытой аллее, в конце ее стоит огромный солдат во всей форме! Не бойтесь- он алебастровый. Вот на небольшой лужайке посреди оранжерейных цветов лежит корова... Какая неосторожность!... Успокойтесь-она глиняная. Вот китайский домик, греческий храм, готическая башня, крестьянская изба, вот гуси, павлины, вот живая горная коза, вот деревянный русский баран, вот пруд, мостики, плоты, шлюпки и даже... военный корабль!" За три недели порой в этих усадьбах давалось до 18 балов с фейерверками и музыкой. Граф Орлов помимо своих рысаков обожал голубей. Для них он построил голубятню, расположил ее на горке (Рощинский проезд) и летом, расположившись поудобней на лужайке, чтобы не поднимать голову вверх, наблюдал за их полетом глядя в специально вырытом для этого случая пруд. Сейчас, когда все продается и покупается, а у государства нет денег на реставрацию предприимчивые люди сделали из нее клуб-ресторан.
   

С особым удовольствием москвичи посещали Тверской бульвар, построенный незадолго до событий 12-го года. 

Деревья по обеим сторонам, обе стороны улиц заставлены каретами приезжающих дам и кавалеров. Тут встречались со знакомыми, просто ходили, сидели на расставленных по всему "проспекту софах, а в галерее пить чай, лимонад, оршад, лакомиться конфетами и мороженным". Для московских модниц и франтов излюбленным местом был Кузнецкий мост. На него поднимались под арками  по 15 ступенькам. Французскими духами, кружевами, материями, люстрами и фарфоровыми цветами торговала мадам Обер-Шальме, за пронырливость прозванную "обер-шельма". Москва только начинала принимать классический, "казаковский" облик. За свою полувековую деятельность великий зодчий М.Ф. Казаков создал по своему неповторимый,  ни с чем не сравнимый стиль Москвы, так пленявший многих приезжих иностранцев. Его заказчиками были и крупная знать, и купцы, мелкое дворянство и духовенство. После переезда столицы в Санкт-Петербкрг Москва стала столицей по "имени", хранительницей последних могикан екатерининской эпохи , таких как Галицын, Демидов, Дашковы, Остерман, Орлов и другие. Здесь было спокойно и можно веселиться и "чудить" как вздумается. Балы в Москве следовали за балами, особенно зимой 1811 года. 

Важный чиновник Бумаков пишет в письме к сыну: "Балам нет конца, и не понимаю, как могут выдерживать. Ежели сие сумасшествие продолжится всю зиму, то все переколеют, и к будущей  нужен рекрутский набор танцовщиц..."  А вот, что вспоминает Вигнль: "Что сказать о тогдашней Москве? Трудно изобразить вихрь. С самого вступления на престол Императора Александра каждая зима походила на шумную неделю масленицы".  Были балы общественные в Благородном собрании (Дом Союзов) и танцевальном Клубе на Тверской (на месте памятника Юрию Долгорукому). Но больше всего танцевали на домашних балах. Их было порой до 50 в день со сказочными обедами. Танцевали до утра. От жары намокали перчатки, платья "передергивались", ломалась завивка, тухли свечи от недостатка воздуха. Молодой провинциал И.А. Второв, оказавшийся в Москве и нуждавшийся в деньгах, мог не заботиться об обеде, "можно было обедать то в одном, то в другом дворянском доме, приходя даже без приглашения". Особое место уделялось угощению. В феврале на балу можно было встретить оранжерейные фрукты, конфетф, груши, яблоки, а шампанское просто лилось рекой. Однажды Растопчин прислал на именины Небольсиной подарок в виде огромного "пастета". Когда его вскрыли, то оттуда вышел карлик с настоящим паштетом в руке и букетом незабудок. Для молодежи балы были важным делом. Здесь встречались, сближались, влюблялись... Любовь в ту пору носила рыцарские формы, как впрочем и все остальное. На портретах работы художника В.А. Боровиковского  прекрасно отображен образ русской женщины, москвички 19-го столетия. В ее лице, выражении глаз, тела, положении рук чувствуется покой, покорность, романтическая мечтательность и большой духовный мир. 
 
Характерных представителей начала XIX-го столетия в портретной живописи художника В.Л. Боровиковского Вы можете посмотреть в рубрике меню "Тематический фотоальбом".  
В романтических душах молодых людей поклонение женщине легко переходило в какой-то мистический культ, а утонченное благородство в отношении к ней придавало балам отпечаток изящества и поэтичности. Предлагаю послушать Вам старинную мазурку, очень популярную в то время. Автор ее неизвестен.


  
И вальс, мелодия которого я думаю Вам хорошо знакома. Вальс "Ожидание".


Со смертью Павла I "сделалось необычайное движение". На следующий день а Москве звонили в колокола и было организовано гулянье. И это не смотря на то, что Москва не испытала такого гнета как в Петербурге. Москва ожила. Молодежь на улицах появляется в шляпах, жилетках, фраках, панталонах. Парики забыты и волосы зачесываются на особый манер. В разговоре появляются слова "отечество", "гражданин". Москва в то время стала воспитательницей не менее чем 26 будущих декабристов. Французская революция была близка и русским людям.             Но за ростками всего нового зорко следила верхушка консерваторов, таких как Ф.В. Растопчин, Е.Р. Дашков, С.Н. Глинка, Н.М. Карамзин, П.Н. Голенищев-Куткзов и другие. Сближение России с Францией, Тильзитский мир вызывал в них ропот. Но когда за этим миром последовал разрыв с Англией, из-за чего остановилась торговля, появились затруднения в денежных оборотах и упадок ассигнаций, то союз с Францией сделался предметом осуждения среди всех слоев населения. Это неудовольствие поддерживалось интригами самих англичан, эмигрантов и немецких недоброжелателей Наполеона.  Тогда вспомнились Аустерлиц, Фридланд, а Тильзитский мир стал просто пятном для всех. Пассивность Александра I перед политикой Франции, надменность французских послов в Петербурге стали являться глубокими ранами в сердце каждого русского.  У молодежи, особенно военной, господствовал единый порыв-отомстить французам за все свои военные неудачи. И хотя были такие, кто предвещал, что затеянная борьба с французами не по зубам нам русским, их не слушали , считая трусами. Уже в начале 1812 года явно начали поговаривать о предстоящей войне. По всей стране начался рекрутский набор. Почти в каждом доме можно было видеть, как отцы благословляют своих детей, жены-мужей на святое для всех русских дело. "Вслед за стройными батальонами, тянулись экипажи провожающих матерей, жен, детей; хоть и были видны слезинки на их глазах, но то не были слезинки отчаяния, а порука в чистоте того благословения, которым посвящали близких их сердцу на святое дело пользы отечественной. Отцы же, в рядах народа, толкались вблизи сыновей, и последний поцелуй, последнее сжатие руки и посланный вслед сыновьям перстовый крест,-выражали любовь к детищу и любовь к Родине".
Чувство патриотизма достигло такого апогея, что в обществе произошло мнимое возвращение к народности. В моду стало входить все русское. Люди, все время говорившие по-французски, старались говорить по-русски. Барыни стали носить кафтаны и кокошники, а губернаторы и их чиновники форму ополченцев. 
Ближе к 1812 году в Москве появились карикатуры-лубки Теребенева на Наполеона, афишки Ф.В. Растопчина с его мнимо-народной прибауткой языка. Постепенно культурность начинает казаться чем-то иноземным. Приближаясь к народу многие дворяне становились нарочито грубыми и разнузданными. В народной среде ненависть к французам принимала религиозный оттенок. Книжники открыли, что в имени Наполеона  скрывается число антихриста 666. Общая опасность, как это бывает всегда, произвела единодушие, какого еще не видели на Руси. Целую патриотическую пропаганду предпринял ярый враг Наполеона С.Н. Глинка. Одну за одной ставили его пьесы, трагедии, драмы. Его драма "Минин" прошла с особенным успехом. 
Все ближе и ближе подступала к Москве пора грозы 12-го года. 
Уже зарождалась на небе комета 1811 года
А дальше Москву уже заволакивает дым пожара 1812 года. 
 
Кремлевская набережная до вступления
 французской армии.





   

Яндекс.Метрика
Категория: Мои статьи | Добавил: lefewr (04.07.2012)
Просмотров: 1973