| Главная » Статьи » Мои статьи |
ГЛАВА VI . Последствия пожара. Поджигатели. Начало грабежей
К ак уже успел , наверное, заметить читатель, о Москве в 1812 году оставили после себя записки многие участники тех трагических для нашего города дней и ночей. Это были и наши соотечественники и наши враги. И те и другие одинаково беспристрастно отражали происходившее. И в этом надо отдать им должное. И так как очень важно знать правду о тех пламенных и грозовых для нашего отечества годах и, особенно, из уст первоисточников, я позволю себе в этой главе приводить больше выдержек и даже целых пересказов событий. Я не думаю, чтобы это было утомительно для Вас, дорогой читатель, поскольку именно такая форма общения с прошлым поможет острее сопереживать нашим бедным москвичам и ближе понять ту обстановку, которая царила тогда в Москве. Для тех же, кто обладает богатым воображением, это будет лучшим способом, чтобы отправиться в путешествие сквозь глубины веков в охваченную пламенем 1812 года Москву. После пожара к Наполеону поступили донесения о состоянии города. С целью предотвращения дальнейших поджогов и для всеобщей острастки он приказал сформировать комитет для суда над поджигателями под председательством главного военного судьи генерала Лауэра. Стали ловить всех перебегавших из горящих домов и в том числе спасавшихся от огня. Так что не причастных к поджигательству и попавших случайно хватало. Среди них оказался и известный московский актер Евстрат Бобровский (игравший в театре на Арбате, еще деревянном, построенном в 1808 году, в основном роли наперстников). Новый Императорский Арбатский театр, в 1808—12 годах театр, находившийся на Арбатской площади. Здание— архитектора К.И. Росси, сценическое устройство и машинерия—механика-машиниста Борнье. Открылся 13 апреля 1808 года драматическим прологом «Боян, древний песнопевец славян» С.Н. Глинки. В Арбатском театре играли две драматические труппы — русская (в неё входили актёры Петровского театра, сгоревшего в 1805г.) и французская. Ставились также балетные спектакли. На сцене Арбатского театра в 1811 году произошла знаменитая «дуэль» двух трагических актрис: француженки Жорж и русской Е.С. Семёновой, приехавших на гастроли в Москву и выступивших в одних и тех же ролях: Аменаиды и Меропы («Танкред» и «Меропа» Вольтера), Гермионы («Андромаха» Ж. Расина). Здание Арбатского театра сгорело во время московского пожара 1812 года. Но, я уже упоминал об этом театре, извините. Пойдем дальше. Так вот, он попался, когда выпрыгивал из окна сам, а затем вытаскивал из него по одному свою семью. Другой пример, из воспоминаний сержанта Бургоня. Им дан был приказ отправиться "на окраину Москвы" (Лефортово) для предотвращения пожара в летнем дворце Императрицы.  Летний Екатерининский дворец в Лефортово. (Нынешняя Бронетанковая академия). Отряд под командой генерала Келлермана в составе фузилеров, егерей, гренадеров и польских улан, всего 200 человек, выступили 7 сентября в 8 часов утра, а пришли в половине 10-го: "Мы увидали обширное здание, показавшееся мне не меньше Тюльеринскаго дворца, но выстроенное изъ дерева и только покрытое штукатуркой, что делало его похожимъ на мраморное. Тотчасъ же поставили часовыхъ снаружи и установили постъ напротивъ дворца, где помещалась большая гауптвахта. Для пущей безопасности разослали патрули. Мне поручили съ несколькими солдатами осмотреть внутренность здания, чтобы удостовериться, не спрятанъ ли тамъ кто-нибудь. Это поручение доставило мне случай обойти это обширное здание, меблированное со всей роскошью, со всемъ блескомъ, какие могли доставить Европа и Азия. Казалось, ничего не пожалели, чтобы разукрасить его, а между темъ въ какой-нибудь часъ времени оно было совершенно истреблено; не прошло и четверти часа после того, какъ приняты были меры для устранения поджога, какъ дворецъ все-таки былъ подожженъ спереди, сзади, справа, слева, и притомъ такъ, что не видно было, кто поджигалъ. Огонь показался сразу въ 12—15 местахъ. Видно было, какъ онъ вылеталъ изъ оконъ чердаковъ. Немедленно генералъ потребовалъ саперовъ, чтобы постараться изолировать огонь, но это оказалось невозможными у насъ не было ни пожарныхъ трубъ, ни даже воды.  Минуту спустя, мы увидали выходящихъ изъ подъ большихъ лйстницъ и преспокойно удаляющихся какихъ-то людей, у которыхъ еще были въ рукахъ горлице факелы. За ними бросились и задержали ихъ. Это они и подожгли дворецъ; ихъ оказалось двадцать одинъ человЬкъ. Еще одиннадцать было схвачено съ другой стороны, но, очевидно, они не были во дворце. Да на нихъ ничего и не было найдено такого, что доказывало бы ихъ участие въ новомъ поджоге; темъ не менее, большинство ихъ были признаны каторжниками. Все, что мы могли сделать, это—спасти несколько картинъ и драгоценныхъ вещей; между прочимъ, императорския одежды и регалии, какъ, например, бархатныя мантии, отороченныя горностаевымъ мехомъ, и еще много другихъ предметовъ, которые потомъ пришлось оставить. Полчаса после того, какъ вспыхнулъ пожаръ, поднялся неистовый ветеръ и черезъ десять минуть мы очутились блокированными со всехъ сторонь огнемъ, не имея возможности ни идти впередъ, ни повернуть назадъ. несколько человекъ были ранены пылающими бревнами, которыя ветеръ гналъ со страшнейшимъ шумомъ. Намъ удалось выбраться изъ этого ада только въ два часа ночи, и къ тому времени пламя охватило пространство около полу-лье; весь кварталъ быль деревянный и заключалъ въ себе необыкновенно изящныя постройки. Мы пустились въ путь, чтобы вернуться къ Кремлю мы вели съ собой нашихъ пленныхъ, ихъ было тридцать два человека, и такъ какъ мне поручена была полицейская охрана ночью, то на моей же обязанности былъ ар1ергардъ и эскортировавшие пленныхъ; мне данъ былъ приказъ пронзать штыками всякаго, кто попытается бежать или не согласится следовать за нами.  По крайней мере две трети этихъ несчастныхъ были каторжники, все съ отчаянными лицами; остальные были мещане средняго класса и руссюе полицейсюе, которыхъ легко было узнать по ихъ мундирамъ. По дороге я заметилъ въ числе пленныхъ человека, одетаго довольно опрятно въ зеленую шинель и плакавшаго, какъ ребенокъ, повторяя ежеминутно на чистомъ французскомъ языке: «Боже мой, во время пожара я потерялъ жену и сына!» Я заметилъ, что онъ больше жалеетъ о сыне, чемъ о лсене. Я спросилъ его, кто онъ такой? Онъ отвечалъ, что онъ швейцарецъ, изъ окрестностей Цюриха, и 17 летъ состоитъ преподавателемъ немецкаго и французскаго языковъ въ Москве. Потомъ онъ опять принялся плакать и горевать, твердя: «Милый сынъ мой, бедняжка!» Я сжалился надъ несчастнымъ, сталъ утешать его, говоря, что можетъ быть онъ найдетъ пропавшихъ, и зная, что ему суждено умереть вместе съ остальными, я решился спасти его. Возле него шли два человека, крепко державшихся за руки—одинъ старый, другой молодой; я спросилъ у швейцарца, кто они такие? Онъ отвйчалъ, что это отецъ съ сыномъ, оба портные. «Этотъ отецъ счастливее меня, добавилъ учитель—онъ не разлученъ съ сыномъ—они могутъ умереть вместе» Онъ зналъ, какая его ожидаетъ участь, такъ какъ понимая по-французски, слышалъ приказъ, касавшийся пленныхъ. Разговаривая со мной, онъ вдругъ остановился и сталъ растерянно озираться. Я спросилъ, что съ нимъ, но онъ не отйчалъ. ВслЬдъ загЬмъ изъ груди его вылегЬлъ тяжелый вздохъ; онъ опять принялся плакать, приговаривая, что ищетъ того места, где помещалась его квартира—что это именно тутъ: онъ узнаетъ большую печь, еще уцелевшую. Надо прибавить, что кругомъ было светло какъ днемъ, не только въ самомъ городе, но и на далекомъ разстоянш отъ него. Въ эту минуту голова колонны, имея впереди отрядъ польскихъ улановъ, остановилась и не могла двигаться дальше, такъ какъ узкая улица была вся загромождена обвалившимися здашями. Я воспользовался моментомъ, чтобы удовлетворить желанию несчастнаго попытаться розыскать трупы сына и жены въ развалинахъ его жилья. Я предложилъ сопровождать его; мы'свернули въ сторону на пожарище его дома: сперва мы не увидали ничего, что могло бы подтвердить его догадку, и уже я началъ обнадеживать его, что авось его близше спаслись. Какъ вдругъ у входа въ подвалъ я увидалъ что-то черное, бевформенное, скорченное. Я подошелъ, и убедился, что это трупъ; только сразу невозможно было разобрать—мужчина это или женщина; я и не успелъ этого сделать; человекъ, заинтересованный въ этомъ деле и стоявший возле меня какъ безумный, страшно вскрикнулъ и упалъ наземь. При помощи солдата мы подняли его. Придя въ себя, онъ въ отчаянии сталъ бегать по пожарищу, звать своего сына но имени и наконецъ бросился въ подвалъ, где, я слышалъ, онъ упалъ, какъ безжизненная масса. Я не нашелъ возможности следовать за нимъ и поспешилъ присоединиться къ отряду, предаваясь грустнымъ размышлешямъ насчетъ всего случившагося. Одинъ изъ моихъ товарищей спросилъ меня, куда я девалъ человека, такъ хорошо говорившаго по-французски; я разсказалъ ему о трагической сцене, разыгравшейся на моихъ глазахъ, и такъ какъ мы все еще стояли на месте, то я предложилъ ему взглянуть на пожарище. Мы подошли къ дверямъ подвала; оттуда раздавались стоны. Мой товарищъ предложилъ мне спуститься внизъ, чтобы оказать ему помощь, но я зналъ, что извлечь его изъ этого погреба значитъ обречь на верную смерть—всехъ пленныхъ предполагалось разстрелять—поэтому заметилъ, что было бы большой неосторожностью отважиться идти безъ свету въ такое темное место. Къ счастью раздалась команда: «къ оружию!»—это призывали насъ продолжать путь. Только-что собрались мм идти дальше, какъ услыхали шаги. Судите о моемъ удивлении, когда я увидЬлъ возле себя моего несчастнаго знакомца;онъ былъ похожъ на призракъ и тащилъ на рукахъ меха, въ которыхъ, по его словамъ, онъ хогЬлъ похоронить свою жену и своего сына—последняго онъ нашелъ въ погребе мертвымъ, но не обгоревшимъ. Трунь, лежавший у дверей, принадлежалъ его жене; я посоветовалъ ему спуститься въ подвалъ и спрятаться до нашего ухода, и затЬмъ уже онъ можетъ исполнить свой печальный долгъ. Не знаю, понялъ ли онъ меня, но мы ушли. Добрались мы до Кремля въ пять часовъ утра.". (транскрипция сохранена). Всего так или иначе по Москве было собрано до 300 человек, уличенных или подозреваемых в поджогах. Кого-то расстреляли на Девичьем поле недалеко от Новодевичьего монастыря,  18 человек расстреляли в доме Кожина на Маросейке (к сожалению, точное расположение этого дома найти мне не удалось. Известно только, что находился он недалеко от церкви Космы и Дамиана на Маросейке), других - расстреляли у стен Петровского монастыря.  Старое фото церкви Косьмы и Дамиана..  Кого-то повесили. Многие солдаты потом старались обходить это место стороной, называя его "площадью повешенных". Прямо пропорционально возникновению стихии происходили случаи грабежей и насилий, чинимых как солдатами армии так и русскими, которые переходили потом в явное мародерство и разгул бесчинств. Поначалу Наполеон принял вполне разумные меры к ограждению жителей Москвы от возможных несчастий, заняв город своей гвардией и запретив отлучаться солдатам тех корпусов, что были расположены за городом. Но на сколько это было исполнимо для солдат изрядно усталых, голодных и оборванных. Белье и платье свое они износили, обувь от длительного похода развалилась. Поэтому уже 2 сентября многие из них с наступлением темноты ночи покидали свои лагеря, тайно пробирались в город, врывались в дома, требуя прежде всего пищи, забирая мыло, белье, деньги. Н следующий день 3 сентября , по всем бивуакам разнеслась весть, что в Москве начался грабеж. "В 8 часов вечера в лагерь дивизии Клапареда ( она входила в состав молодой гвардии и находилась в черте города) и кавалерии Себастиани (она входила в состав арьергарда корпуса Мюрата и находилась между Покровской и Рогожской заставой) приехали несколько польских улан и объявили, что в Москве можно грабить свободно. С быстротою молнии разнеслась эта весть по лагерю. В тот же день отдано было приказание нарядить людей для приема продовольствия". Установился порядок грабежа - об этом пишет граф де Сегюр. Это отражено и в записках сержанта Бургоня., и в воспоминаниях де Изарна. Свидетельство последнего о том, что первый день было назначено грабить старой гвардии, второй день - молодой, третий - корпус Даву, и т.д. , общеизвестно. Сержант Бургонь уже 4 сентября - в день сильнейшего пожара - видел у французских егерей много слитков серебра из казначейства - каждый величиной с кирпич. Нечего и говорить о грабеже частных домов и оставшихся жителей, - у них отнимали одежду, стаскивали обувь, вырывали серьги из ушей, отрубали пальцы, с которых не снималось кольцо.  Грабеж породил в Москве особый вид торговли: на московском пепелище возникли целые рынки, где продавалось награбленное серебро. Французы особенно гонялись в последние дни пребывания за золотом, меняя на него серебро: обладатели же медной монеты были рады и серебру. Незадолго до выхода французов из Москвы гвардии уплатили жалование медной монетой. Гвардейцы стали бойко торговать ею на Никольской улице . Мешок меди на 25 рублей продавался сначала за 10копеек серебром, потом 50 копеек и по 1 рублю. Было ясно, что готовится отступление: медь было тяжело нести, предпочитали заменить ее более ценным серебром. Позже этот своеобразный рынок перенесли к Воскресенским воротам и он был "упорядочен": несколько солдат сидело под окнами и получали серебро, после чего мешок с медью выбрасывали покупателю из окна. Пользуясь этим обстоятельством, многие солдаты ускользали из лагерей и уже через час возвращались обремененные добычей.  Лефортово. Императорский парк. 11 октября.   | |
| Категория: Мои статьи | Добавил: lefewr (23.09.2012) | |
| Просмотров: 876 |