Театр П. А. Познякова в Старой Москве славился своею роскошью, зимним садом и другими затеями прошлого вельможного барства. Спектакли Познякова считались первыми в Москве. Сам хозяин на своих спектаклях и маскарадах важно разгуливал наряженным не то персиянином, не то китайцем. Режиссером театра был Сандунов, в труппе особенно славилась актриса Любочинская, но большой особенностью пользовался садовник-бородач, умевший лихо насвистывать по соловьиному. Поэтому во время балов и маскарадов, прячась в кустах, по приказу хозяина щелкал и заливался соловьем, чем не мало забавлял гостей.

Позняковский театр французами был приведен в порядок с необыкновенною роскошью и мог щегольнуть невиданным и неслыханным богатством. Здесь не было никакой мишуры, все было чистое серебро и золото. Ложи были отделаны дорогой драпировкой. Занавес был сшит из  дорогой парчи, в зале висело паникадило на сто семьдесят свечей из чистого серебра, некогда украшавшее храм. Сцена была убрана с небывалою роскошью. Всюду виднелись в изобилии богатейшая мебель, драгоценные украшения, мрамор, бронза – их извлекали из-под пепла и из погребов, куда москвичи прятали свои сокровища, предавая жилища огню. Кремлевские палаты, галереи Чудова монастыря и колокольня Ивана Великого были битком набиты всевозможными сокровищами и драгоценностями. 

В Москве, как я уже говорил, находилась постоянная труппа французских актеров, дававших представления в Императорском театре. Война приостановила театральные представления и раскидала актеров. Часть из них покинула Москву, а другая часть осталась, влача жалкое существование. В числе последних были г-да Адне, Сен-Мартен, Лекен, Перу, Госсе, Лефевр, актрисы Андре, Перигюи, Лекен, Фюзи, Ламираль и Адне. Де Боссе пригласил их к себе и объявил приказание Наполеона открыть представления в городе. Актеры не заставили себя упрашивать. "Трудно было устроить театральные представления, - пишет г-жа Фюзи, - в городе совершенно разграбленном, где женщины не имели ни платьев, ни башмаков, а мужчины - ни одежд, ни сапог, где не было гвоздей, чтобы укрепить кулисы, не было масла, для ламп. Набрали в солдатских казармах лент и цветов, и мы играли на дымящихся развалинах. Когда нам объявили об этом намерении, я приняла это за шутку. Но это не была шутка. Мы играли до оставления французами Москвы, и Наполеон был очень щедр в отношении к нам". Вся дружная семья актеров к началу 7 сентября, когда пожар уже заканчивался, по воспоминаниям самого де Боссе и м-ль Фюзи располагалась в доме князя Гагарина на Покровской ул. Хотя к 1810 году он принадлежал И.Н. Тютчеву, отцу поэта Ф.И. Тютчева. 

В тех же воспоминаниях о своих приключениях в Москве м-ль Фюзи упоминает и другой дом, дом князя Голицына на Ст. Басманной,  В доказательство я приведу ссылку на этот отрывок -   Ма-ль Фюзи.  

Дом Голицына на Ст. Басманной.

Под руководством барона Боссе и Бюрсей быстро определились с репертуаром театра. Это должны были быть исключительно легкие и живые спектакли. А актеры находились в таком жалком состоянии, что с распределением ролей затруднений тоже не последовало. 

Довольно быстро удалось решить и проблему театральных костюмов. Боссе обратился к главному интенданту армии М. Дюма, который открыл для него склад всевозможной одежды, вытащенной из московских домов и церквей, и сваленной в «церкви Ивана» (mosque d'Ivan). "Французские актёры,– пишет Боссе,– достали оттуда бархатные платья и бархатные костюмы, переделали их по своей фигуре и нашили широкие золотые галуны, которые имелись в большом количестве в этих магазинах". Они действительно были одеты роскошно, но их беда была в том, "что под этими бархатными платьями некоторые из наших актёров едва имели на себе самое необходимое бельё", так, по крайней мере, говорила г-жа Бюрсе. На костюмы актеров пошла даже парча от священнических одежд., клочки которых солдаты меняли на кусок хлеба.  Оркестр был набран из лучших полковых музыкантов, но в числе их  оказались и двое русских, которых завербовали французы, услышав их игру на инструментах - это первый скрипач, солист московского театра Поляков и виолончелист Татаринов. Первое представление состоялось 12/25 сентября, то есть на следующий день после процесса над "поджигателями" и создания муниципалитета.

Первой пьесой была знаменитая комедия в прозе 1730 г. П.К. Мариво. Она была в трёх актах. В ней были заняты гг. Адне, Перу, Сент-Клер, Белькур, Бертран, г-жи Андре и Фюзи. Вторая пьеса принадлежала перу де Серона (de Ceron) и была одноактной комедией в прозе. Цены, установленные для первого спектакля, были оставлены такими же и для последующих представлений, а именно: билеты в 1-ю галерею были 5 франков (или 5 руб.), во 2-ю галерею – 1 франк (или 1 руб.), в партер – 3 франка (или 3 руб.). Вот текст афиши театра:

«Французский театр в Москве и 
Комеди Франсе имеют честь
представить в субботу 10 октября 1812г.
Первое представление
«Оглушённые, или живой труп»,
комедию в трёх актах на стихи
г-на Андрё
После первого представления –
«От недоверия и злобы»
комедия в 1 акте в стихах.

В «Оглушённых» (заняты) месье Адне, Перо, Белькур, Сенвэр, Лефевр, Бертран, Юге, мадам Андре, Периньи.

В «Недоверии» месье Перу, мадам Андре.

Начало в 7 часов.

Театр находится на Большой Никитской. Дом Познякова.

В воскресенье 11 октября «Открытая война, или Хитрость против хитрости», комедия в 3-х актах. Затем – «Деревенский пройдоха», комедия в 1 акте.

Во вторник, 13-го «Рассеянный», комедия в 5 актах, на стихи Регнара , сопровождаемая русским танцем.

В главном фойе театра предлагаются прохладительные напитки».

Цены на места:

1 Галерея 5 франков

2 Галерея 1 франк или 1 рубль

Партер 3 франка или 3 рубля

С наступлением ночи Никитская освещалась и покрывалась экипажами разного рода. Дом Позднякова горел разными огнями. Вокруг стояло большое количество бочек с водой для безопасности от пожара. Партер занимали солдаты. В передних рядах помещались заслуженные гвардейцы, украшенные орденами почетного легиона. Ложи заполняли офицеры разных чинов.

Комб, офицер 8-го шассерного, посетивший один из спектаклей (в тот день повторяли «Игру любви и случая», после чего была дана коротенькая пьеса «Вероломная ложь» (”Les fausses infidélités”), так описал увиденное: «Зала была вся освещена, и актёры были хороши. Среди зрителей было несколько хорошеньких женщин, все они, как думается, были женами офицеров. Стойки фойе были заняты гренадерами императорской гвардии, которые были в рубашках с закатанными рукавами и в белых фартуках, предлагая освежительные напитки, за которые они брали очень дорого». Был в восхищении от того, что увидел в доме Позднякова, и польский граф майор П. Дунин-Стжижевский, исполнявший должность начальника штаба легкой кавалерийской дивизии 5-го армейского корпуса. 12 октября он отписал жене в Варшаву так: «Я здесь был на спектакле; это французская комедия. Сыграна актерами очень сносно в частном доме, где устроен общественный театр, так как большой театр сгорел. Ты не можешь себе представить нескольких огромных салонов, которые мы прошли, чтобы попасть в театр. Я был в восхищении от того, что видел. Один салон, я думаю, больший, чем у тебя, был наполовину заполнен самыми прекрасными цветами».

Несколько раз мадемуазель Ламираль исполняла дивертисмент, состоявший из русских танцев. «Это были настоящие русские танцы, – пишет Боссе, – но не такие, которые исполняют в Парижской опере, а те, которые танцуют в России. Вся прелесть этой пантомимы заключается главным образом в игре плеч, головы и всего тела». Однако, вопреки мнению Боссе, русские танцы на сцене выгоревшей Москвы восхитили не всех. 14 октября один из зрителей, почтовый чиновник Итасс (Ytasse) так отписал во Францию своей кузине: «Два дня мы были на спектаклях, достаточно дурных; даже трудно подобрать точное слово, в высшей степени дурных, из-за их несоответствия моменту. Всё выглядело шиворот-навыворот, но тем не менее было приятно, так как развлекло. Вчера были сыграны две пьесы французским театром, сыграны, вопреки здравому смыслу, с чувством, а затем для нас был исполнен русский танец. Этот танец никому не понравился, это было все равно что английский танец, по смыслу и дикости. Тем не менее, мы много смеялись, поскольку эти танцы состоят из множества небольших движений, в основе довольно глупых, над которыми было невозможно не смеяться». Как Вы сами видите мнения разные: кто говорит сносно, кто-ужасно. Сколько людей столько и мнений. Часть из собранных денег употреблялась на отопление и освещение театра, остальная шла на оплату артистам. Входных билетов не было, но при входе в театр деньги платили и очень щедро. Мортье Адольф Эдуард Казимир Жозеф герцог Тревизский постоянно посещал театр и при входе клал на прилавок пригоршню пятифранковых монет и рублей. Даже солдаты платили сверх назначенной цены и никогда не требовали сдачи. Сам наполеон исключительно редко ходил на спектакли. Но Боссе нашел все же ему подходящее его вкусу развлечение.

«Среди иностранцев, проживающих уже несколько лет в Москве, которые избегли несчастья, принесённого нашествием и пожаром, – писал префект двора, – я открыл превосходного певца, синьора Тарквинио (signer Tarquinio), который уже несколько лет как имел громадное имя в Италии, где он выступал в операх известного Крешентини; он жил в Москве уже два года и давал уроки пения прелестным москвичкам. Г-жа Бюрсе указала мне великолепного аккомпаниатора г-на Мартиньи, сына Винченце Мартиньи, знаменитого композитора, автора ”Cosarara”, "l’Arbore di Diana” и др. Эти два таланта вместе дали мне возможность доставить некоторое развлечение Наполеону среди его тяжёлых трудов» 

Представления продолжались до самого выступления французов из Москвы. В дальнейшем судьба артистов и самого барона де Боссе сложились по - разному. Кто-то погиб в пути от обморожений и голода, кто-то добрался, как Боссе, до дома с обмороженными ногами. Достаточно упомянуть хотя бы некоторых: мадам Вертель. Она покинула Москву с двумя детьми, будучи беременной. Один ребенок потерялся в суматохе возле Вязьмы,другой умер в дороге от истощения. Сама она была убита штыком часового при попытке пройти в Смоленск, так как был отдан строжайший приказ не пускать в город отставших солдат и гражданских лиц. Перед этим у нее произошел выкидыш. Жена Домерга, актриса, покинув Москву с маленьким ребенком, претерпела множество мучений, сошла с ума. В 1815 году ее муж, Домерг, нашел ее в Вильно. 

Помимо театральных представлений наполеоновские солдаты и сами устраивали себе развлечения, устраивая вечеринки и своего рода балы. Вот как описывает их сержант Бургонь.  

Бургонь Адриан Жан Батист- сержант 

императорской гвардии.

"Начали с того, что переодели наших русских женщин (прачек) во французских дам, т.е. маркиз, а так как они не умели взяться за дело, то Фламану и мне было поручено руководить их туалетом. Наши два русских портных нарядились китайцами. Я переоделся в костюм русского боярина. Фламан превратился в маркиза. Словом, все очутились в разных костюмах. Даже наша маркитантка, тетка Дюбуа, зашедшая к нам в эту минуту, нарядилась в богатый национальный костюм русской боярыни. У нас не было париков для наших маркиз, и цырюльник роты причесал их. Вместо помады он намазал их головы салом, а вместо пудры - насыпал муки, - словом, прифрантили их, как нельзя лучше. Когда было все готово, - начались танцы. Во все время переодевания мы пили вволю пунш, который заботливо приготовлял нам старый драгун Меле. Наши маркизы, так же как и маркитантка, хотя прекрасно выносили спиртные напитки, но порядком-таки захмелели благодаря большим стаканам пунша, который они то и дело потягивали с наслаждением... По части музыки у нас была флейта фельдфебеля. Ей в такт аккомпанировал барабанщик роты. Но только что заиграла музыка и тетка Дюбуа пустилась танцевать с фурьером роты, как наши маркизы, которым, вероятно, пришлась по вкусу наша дикая музыка, принялись скакать, как ошалелые: вправо, влево, махая руками, дрыгая ногами, то и дело шлепаясь на пол и опять вскакивая. Точно бес в них вселился. Нас бы это не удивило, будь они одеты в простое русское платье, но видеть видеть французских маркиз, обыкновенно таких чопорных, скачущими, как полоумные, - такое зрелище заставляло нас покатываться со смеху, так что музыкант не в силах был продолжать играть на флейте; но барабан поспевал ему на помощь, жарил вовсю. Наши маркизы еще пуще запрыгали, пока не повалились, как снопы, от усталости. Мы подняли их, аплодировали им и снова принялись пить и плясать до четырех часов утра" (Мелодию смотри в: "Репертуар оркестров гвардии").  

Еще 6/19 октября шло представление в театре Познякова и были объявлены спектакли на следующий день. Но на другой день с рассветом начались приготовления к выступлению из Москвы.

Сам император как я уже говорил редко посещал театр. Прогулки по городу, осмотр уцелевших зданий и певец Тарквинио составляли его развлечения. Опустелые улицы города, которые были едва различимы под грудой пепла и развалин домов, мертвое молчание, изредка прерываемое шагами проходивших отрядов, не могли не наводить на него мрачных дум. Трапеза его за столом протекала долго, что было не характерно для человека тратившего на еду не более 15-20 минут. Этим он хотел  просто убить время. Кроме того у него обострились хронические болезни, причинявшие ему большие мучения. Долгие осенние вечера своей московской жизни он проводил в Кремлевском дворце. Ходя взад и вперед по большому залу Кремлевского кремля, отапливаемому камином, он рассуждал со своими приближенными о невоенных предметах. Не имея возможности полную неудачу своего похода представить великим успехом, император не только не заводил с ними разговор на эту тему, но старался рассуждать о разных вещах, мало интересных для военного человека.

назад